City Of The Fallen – Light From Darkness
Смена деятельности должна была пойти мне на пользу, - кажется, именно так твердила леди Артемида, так настойчиво заглядывая светлым взором в душу, что спорить с ней не было никакого смысла, да и дерзости хватило бы на такое только у меня одной, как же, как же, ослушаться саму богиню, непосредственное «начальство», но и я промолчала, согласившись, действительно пора было что-то менять, я устала, последний поход с охотницами в неведомые дали слишком вымотал меня, выжав все соки и оставив умирать бесцельно. Мне нет необходимости повторять дважды, захватив копье с луком, растворяюсь в свете дня, исчезая подальше из этого морского порта. Настала пора присоединиться к немногочисленному экипажу второго Арго. Потрепанная майка с запекшейся кровью прямо на эксцентричной надписи не должна потревожить брата, он будет беспокоиться, задавать лишние вопросы, мне это совершенно не нужно, укутываюсь плотнее в кожанку, наплевать на жару, всё в порядке, всё как всегда, чертовски, в порядке. И никто не узнает, что пару часов назад моя левая рука была кровавым месивом благодаря очередному скопищу монстров, засевших посреди людного мегаполиса, совсем стыд потеряли, нерадивые, и я лишь чуть морщусь от боли, натягивая на губы привычную всем усмешку. Спасибо крохам амброзии и Дэми – охотнице, что является дочерью Асклепия. Милый дом на воде, дом потому, что здесь собрались те, кто мне дорог…почти все. О тех, кого здесь нет, думать не хочется, потому что сразу же возникнет желание спасать их задницы, несмотря на невыполнимость сего действа.
И после долгих приветствий, перездоровавшись и сдержанно обнявшись с каждым, настало время делиться новостями. У всех они были разные: хватало и хороших, и плохих. Добытый парнями скипетр, вне сомнения, давал нам, наконец, преимущество, шанс, которого так долго ждали, мог наступить звездный час, но будет ли всё так легко? Моё появление, казалось, еще больше оживило атмосферу. За столом, между собравшимися, начались споры, жаркие, яркие, бестолковые, потому что, несмотря на то, к какому итогу мы придем, ни один из планов не будет идеальным. Я упрямо стояла на своем, не двигаясь с места и одна уверенная в том, что предлагала. Монстры стали сильнее, они все быстрее восстанавливаются и возвращаются из Тартара, я видела это воочию, даже с божественным артефактом, силы Геи могущественнее наших, даже с римлянами, которых можно было бы собрать, несмотря на склоки, как бы мне не хотелось воспринимать их близко к сердцу. И доказывала им, что все нужно решать попутно, по мере возникновения проблем в непосредственной близости от наших лиц, нужна тактика неожиданности и внезапности, чтобы обрушиться отрядам Геи как снег на голову посреди царящего лета. Но и разговоры вскоре отступают на второй план, сменяясь непривычным спокойствием и теплом атмосферы. Среди этих затяжных песен, звонкого смеха, неугомонного веселья, когда во взглядах не мелькает то и дело заглушаемая тоска и боль, было так неестественно находиться, по родному душевно, как не было уже много лет, впрочем, как и слово «семья» не звучало уже ровно столько же. И это всё было чересчур, словно не бушует за окнами суденышка война в своем разгаре, война, в которой наши шансы практически равны нулю, и победителей не будет, после настанет лишь вечная тьма вокруг и в наших не живых уже сердцах. Наблюдая за их счастливыми лицами и поверхностно улыбаясь шуточкам настойчивого Лео, я, не заметив, как этот день сморил меня, задремала прямо за столом. Проснулась лишь от того, что всё тот же Лео тормошил меня, прогоняя спать нормально. Обалдеть, забота. Поправляю серебристый обруч диадемы, спавший на глаза с запутанных волос и ухожу, обернувшись в дверях на Джейсона, с которым наши взгляды пересеклись. Ты не представляешь себе, братишка, насколько я скучаю, оставляя тебя каждый раз; бросаю на него в ответ взгляд, полный теплоты, улыбаюсь на то, как он шепчет одними губами пожелания спокойной ночи.
Палуба встречает меня всё той же духотой, хочется прохлады уже, желанной, вцепившись в перила железной хваткой, высоко всё же, наклоняюсь ближе к волнам, ловя лицом соленый бриз, после задания своей богини я была на грани фола, готовая сорваться в любой момент, лишаясь покоя, и это засело где-то внутри нервным комом. Не знаю, как долго я наблюдала за морской пеной, но те пару часов, что удалось вырвать из цепких лап Морфея, были ужасны, полные отборных кошмаров. Отчего утро я встречаю еще более хмурой, чем обычно. И вести о том, что нам придется возвращаться в город не особо воодушевляют. Поддержкой стадного эффекта я никогда особо не отличалась, да и вообще, прежде чем бездумно следовать неизвестно кем посланным снам, нужно было тщательно всё взвесить, а не бросаться в омут с головой. Сейчас полубоги просто-напросто попали в то состояние, когда мне, в общем-то, было всё равно, в какое пекло лезть, необходимо развеяться, уйти в сторону с этого пути, чтобы вдохнуть полной грудью воздух, а не очередные осколки загнать в легкие. Однако в том, что мне было не по себе, я им не признаюсь, сваливая всё это на козни бога сна.
Ммм, прелестно, давно мы не встречались с белокурым красавчиком с его башковитыми тараканами. Кручусь вокруг своей оси, настороженно выискивая алый автомобиль бога солнца, недовольно хмыкаю, так и не найдя его.
- А где же знамена, приветствующие нашу дружную компашку? Невежливо со стороны приглашающих в гости себя так вести. Ваша сестра осталась бы недовольна.
Ботинки чинно вышагивают по каменным плитам, отбивая уверенный ритм, оглядываюсь на сына Аида, задавшего так нельзя кстати пришедшийся среди этих возвышающихся сводов вопрос. Слушаю дружный ответ гурьбы дескать о том, что им знать не дано, какого лешего мы сюда приперлись, и  нужно лишь найти то, не знаю, что, сил не прибавляется, хочется только хорошо вдарить тем, кто нас сюда послал. Собираясь с ответом, поскальзываюсь на свежевымытом полу и, покрывая ругательствами всех вокруг, лечу вперед, но тут же вовремя хватаюсь за поручень. Отчего по поврежденной руке проходит ни с того, ни с сего разряд тока, отворачиваясь ото всех,  зашипела от боли и неожиданности.
- Я…догоню вас, идите, - кричу вслед удаляющимся спинам.
Итак уже безнадежно отстала. Осматриваю магазин, возле которого меня так необычно остановили. Ничего такого, кроме возвышающихся гор тряпья, и даже лица персонала обычные, человеческие. Что же ты таишь в себе, Оракулус? Очень странно. Может, что-то не так со мной? Проверяю силы, прогнав искорки по пальцам, получилась статика как у Джейсона, но все в норме, недовольно покосилась на мирного жителя, застывшего передо мной, явно начавшего что-то неладное заподазривать. Ой, угомонись, любитель сверхъестественного. Заморочив ему голову Туманом, бегом догоняю полукровок.
- Думаю, нам нужно разделиться, чтобы поскорее разобраться с вашими невразумительными снами. Тон, не терпящий возражений. Мне хотелось обсудить всю эту непонятную странность с тем, кого пророческие сновидения в эту ночь обошли стороной, а так как Джейсона было не оторвать от Пайпер, выбирать особо не приходилось.
- Нико? – безапелляционно окинув выразительным взглядом сына одного из «великих», приближаюсь к нему, вышагивая в такт. - Что думаешь по поводу всей этой чертовщины? – снова спотыкаюсь, но уже не по чьей-то вине, а засмотревшись на антураж, совершенно не соответствующий торговому центру. Простые смертные не видят настоящего великолепия, остатков магической силы, что была здесь. - Вау, смотри, им тут и без нас головы морочат, но зачем? Что мы ищем, разрази вас всех молния?!
Может, следует быть еще внимательнее, хотя куда уж там, но я ровным счетом не вижу ничего такого, что могло бы нам пригодиться.

                              Each time the hatred grows I forget witch side I'm on,
                              Is it simply my own shadow I've been chasing all along.
                              In the mirror I see you staring back at me.
Испуганно вздрагиваю от голоса, вдруг зазвучавшего со стороны двери, отчего неловко роняю пресс-папье со стола, но облегченно вздыхаю, ловя его на лету. Если бы громкий привлекающий к себе лишнее внимание инцидент был, то виновнице его было бы несдобровать, впрочем, тяжелый упрекающий взгляд уже устремлен в её сторону. Конечно же, непрошенная гостья виновата во всем, все кирпичи на кого? Правильно, не на свою же светлую голову. Уж не хозяйка ли дома явилась? Благо нет. А кто она? У них появилась слишком роскошная охрана даже для этого дома, и мне решили преподнести девушку на блюдце с голубой каемочкой? Не похожа она на ту, кто будет преклоняться перед другими, слишком…не такая какая-то, дикий взгляд уверенной в себе волчицы, требовательно относящейся к жизни, особенно, когда дело касается того, что потенциально принадлежит ей, таких видно в толпе, потому что они сильнее других духом, держатся как настоящие личности. Возникшую прямо на пути проблему это не решает, хотя, не так страшен черт, как его малюют, и это даже разнообразит нашу программу.
- Кто ты и что ты здесь делаешь?
Очень любопытный вопрос, самой бы иметь на него правильные ответы. Можно увлечься и пофилософствовать, только нужно ли оно ей. И не схлопочу ли конкретно я за это еще больше. Хотя, мне вот гораздо интереснее, что здесь делаешь ты? Рассматриваю ее, стараясь уловить мельчайшие детали, пока молниеносно завожу руки за спину, пряча заветную папочку, пытаясь заговорить ей зубы для незаметного маневра с бумагами. Не знаю, чрезмерно много догадок может быть. И одна краше другой для того, чтобы являться правдой.
- А что, разве не видно? – с ехидством отвечаю незнакомке. – Прогуливалась такая себе по крышам, мурлыкая, дай, думаю, загляну к богатому дяде попросить стакан молочка, что за вопросы, м? Поудобнее устраиваюсь на столе, елозя, будучи мишенью, наплевав на щелчок предохранителя, который должен был сорвать всё чутье до крайностей, надо бы валить отсюда скорее, но теперь играем на других эмоциях, чисто из любопытства, потому что увидеть новые лица для меня в новинку, чересчур интригующе, чтобы невежливо сверкать пятками вслед. А убежать я всегда успею, уж не поверю никогда, что она окажется быстрее меня даже со своими дорогими безделушками наперевес. - Гораздо заманчивее узнать, кто же ты и что забыла в этом доме? Давай подумаем, начальник охраны? Нет. Может быть, новая модная игрушка хозяев? Извини, подруга, но тоже не очень смахиваешь. Забрела на второй этаж из любопытства, желая полюбоваться на Кошку? Фанатов принимаю только по средам, увы. Решила найти компромат на этих чудесных людей? О, об этом мечтают многие, но удается далеко не всем. Я попала, не так ли? Представиться не желаешь? – все наблюдают за мимолетными движениями друг друга, напряженно, реакция может быть любой, беспокойно она как-то оглядывается, отчего мой следующей вопрос звучит с ещё большей долей иронии. - Что-то потеряла? Помочь?
Картинно вздыхаю, разобравшись наконец с утаиванием документов, которые свернуты в трубочку и запрятаны надежно в костюм, спрыгиваю со стола, подходя ближе к девушке. Много болтовни и мало действия, пора завязывать с этим.
- Шшш, мы же будем хорошими девочками и не станем шуметь в особняке этих нехороших людей, не правда ли? – позволяю себе набраться наглости, отводя пистолет, мысленно, тем не менее, просчитывая способы увильнуть от её удара, если всё же придется его терпеть. Этот жалкий прицел должен подействовать, ты уверена, да?
Проверять не хочется, но мне по-прежнему скучно, а с этой девушкой явно вечер может стать веселее, только вот посторонних нам в эту невеселую компанию не нужно, пожалуй. Поэтому, когда балконная дверь, дребезжа стеклом, хлопает от сквозняка, на который в первую минуту и не догадаешься всё повесить, вся жизнь в кабинете замирает на мгновение и становится тише, чем в морге, я резко отпрыгиваю от незнакомки, пригнувшись на всякий случай, пытаясь словчить и защититься сразу и от нее, и от напастей, но оглянувшись, понимаю, что все старания впустую, и ничего, собственно, такого и не грозит. В сторону коридора всё же прислушиваюсь, в попытках уловить оттуда толики беспокойства, всё тихо, всё так, как должно быть. Словно их уже пристрелили. С подозрением скашиваю взгляд на девушку, да ну нет, глупость какая, зачем ей сначала убивать их, а потом заявляться сюда. Если она убийца, то сие очень печально даже для ненавистного мной семейства. Тем не менее, поводов для волнения нет…пока что.
- Твою мать, нельзя же так.

Город-сказка, город-мечта, великолепные виды «врат на Аляску», один из любимых, тот, который так давно хотелось посетить, но никак не выдавалось и малейшего шанса. Здесь корабли ежечасно гудят в портах, а поутру можно приходить и любоваться ими из какого-нибудь неведомого укромного уголка, забывая обо всем на свете, кроме морских волн и криков чаек и спешащих всюду людей. Город, в котором дождь проливает свои слезы, практически не переставая, не знаю уж, кого он оплакивает и какие грехи замаливает. Да, именно таковым он и должен был стать, если бы я, прогуливаясь в центре после перелета, так нелепо не угодила прямиком в лапы сотрудников закона, услужливо предлагающих проследовать с ними. Я не особо увлекаюсь новостными сводками, по крайней мере, теми, в которых не звучит ни моё имя, ни что-либо интересующее меня. И, конечно, мне было совсем невдомек, что в Сиэтле незримо проходила волна разрушений и бунтов неизвестными злоумышленниками. Именно поэтому сейчас мой разум пытался справиться с невыполнимой для него задачей одномоментно – рассчитать способ исчезнуть из поля зрения копов незаметно, учитывая то, что костюм Кошки находится в дорожной сумке, перекинутой через плечо, понять, в чем я провинилась на этот раз и одновременно не привлечь к себе ещё больше лишнего внимания. Хотя, кажется, последняя цель и вовсе стала заоблачно недоступной, после требования проследовать за ними в участок. Что им понадобилось от меня? И неужели за мной так пристально следили, никому ведь не говорила, что собираюсь отдохнуть. Да и не мог никто так подставить. Однако как тогда им это удалось? Увидели примелькавшееся им где-то лицо среди толпы, что ли, но каким образом, не было ещё у меня таких жестоких проколов и ошибок.
- Простите, любезные, не подскажите, в чем я провинилась или, может, назовете хотя бы один повод, по которому я не должна звонить адвокату? – милейшая улыбка на лице, с языка срывается сущий блеф, прикрытый наглой уверенностью в своей правоте. Ответ меня ни в коей мере не удовлетворяет, ведь слова офицеров в казенной форме звучат всё более настойчиво и убеждают меня в том, что всё очень плохо, а на лицах уставших от жизни мужчин появляется отстраненная решимость, знакомая всем нарушителям закона. И первая мысль после такого всегда одна – бежать со всех ног, выяснять обстоятельства некогда, незачем, даже если это безобидные вещи, хотя, не в моем случае, полагаю. Пытаюсь просчитать вероятность и свою скорость в этой опасной ситуации, оцениваю, трезво или не очень, расстояние от себя до их служебной машины в этом небольшом переулке, но мимолетный взгляд на то, что руки одного из них не лежат на кобуре, но уже готовы к ней потянуться, решают буквально всё. Да пёс с ними, успею. Подтянув поудобнее сумку, сетую о том, что на каблуках особо не побегаешь, но к чему только жизнь нас не готовит, резко рванув вперед, доказываю этим олухам то, что не на ту напали, чтобы за милую душу сдаться в недружелюбные объятия закона и порядка этого чужого города. Беги, Фелиция, беги. Бросаю фразу уже на ходу, за спину, не желая больше тратить силы и время на них:
- Фи. Как грубо! Знаете, мальчики, нам не по пути, и ваша удача от вас отвернется. Никогда не перебегайте дорогу черной кошке. Это табу. Сами виноваты, ежели так жаждете получить проблемы на свои головы. И, если вы не хотите, чтобы ваши ноги вдруг стали сами собой запутываться на ходу, или, к примеру, заклинило табельное оружие, упаси вас, выстрелив в итоге вам же в ногу, по совершенной случайности и жуткому невезению, просто не делайте этого, просто держитесь от меня подальше и наслаждайтесь тем, что имеете, не впутываясь в нежеланные неприятности. Мимо уха со свистом всё же проносится пуля, неосторожно пущенная по моим следам, не похоже на холостую, совсем от рук отбились, раз действуют так открыто, и куда только катится полиция штатов. Ничему их не научишь, бездари. Вывернув на людную улицу, стараюсь слиться с толпой, став с этим живым и разномастным народом единым целым, сородичи, как-никак, здесь затеряться проще, несмотря даже на унывное завывание очнувшейся сирены позади. Расталкиваю людей, пробивая себе дорогу, только вперед, не бегом, быстрым шагом, как и все эти люди, чтобы не обращать внимания на себя, не глядя и не замечая ничего и никого, задеваю одного, небрежно пихаю другую, надеясь на то, что мой взгляд выражает весь спектр эмоций от извинения до отчаянной мольбы.
Только хуже всего – незнание. И, если ты всегда бежишь – это уже само по себе ужасно, но ещё страшнее бежать в неизвестность, впереди пустота, и ты не знаешь в какой из её углов тебе приткнуться, чтобы оставаться в тени, беспечно упуская из вида тот момент, что в пустоте все углы освещены солнцем, и места для теней попросту нет.

Из огня да в полымя. Моему народу не суждено на своем веку увидать спокойствия и мира. Нам не был дан выбор. Словно кто-то проклял гномов давным-давно, уж не самого ли золота это проказы. Столь желанного, сколь и далекого. Одинокая Гора кроется от нас за тысячи миль, и путь к ней так далек, так непреодолим ввиду своих препятствий терновых, так и вырастающих на нашем пути с каждым днем, чем ближе дом.
Мы выбрались из подземелий живыми, Всевышний был милостив к нам на этот раз, нехило потрепав наши кольчуги и возвысив боевой дух, победа в бегстве не приравнивается к поражению, в конце концов, мы сразили Верховного Гоблина, да и сами остались целыми и невредимыми. Но не успели мы отдышаться после сражения среди сырости каменных глыб и длительного бега, не успели отыскать потерянного в суматохе Взломщика и расставить все приоритеты по своим местам, как ловушка в виде продуманной погони, пущенной по нашему следу, настигла нас ядовитой моргульской стрелой в самую спину. Из одной передряги в другую, я не силен в витиеватых фразах как всякие эльфы, которым кроме их болтовни ничего и не остается вовсе, но мы как будто бы погрязли в океане из бед, наглухо застряв на одном месте этого чертового болота под названием «война за родные земли». С клыков окруживших нас варгов капает вязкая слюна, это тупик, ведь жаждущие крови гномов орки не отступят, впрочем, как и мы, отступать некуда, позади только пропасть, а впереди ад, через который многие из моей семьи могут и не пройти. Разве не ради этого мы начинали это путешествие? Я не могу думать ни о чем, поле предстоящего боя меня не волнует, только эти блеклые глаза, которые должны были давно потухнуть, позволив хозяину сдохнуть как последняя тварь в низинах Мории. Наши взоры, полные ненависти, вот что есть сейчас, а мир вокруг остановился. Азог ж и в. Мысль бьется неугомонным мотыльком. Не хотел в это верить, но придется, доказательства передо мной. Ничего, скоро их не станет, теперь уже по-настоящему, он почует смерти смрад, она придет за ним, забрав в свое царство, откуда пути назад уже не будет. Я чувствую обеспокоенные взгляды Балина и Гендальфа на себе, эти старцы боятся за меня, считая, что я не замечаю их тревог, считая, что я стану обузой, встретившись с истинным врагом. Как же они не правы. Ведь эти гордецы должны понимать, что у меня нет иного выбора, эта тварь лишила меня слишком многого, чтобы милосердно забыть обо всем, за кого они меня принимают, я способен совладать с собой, если что-то пойдет не так, но всё будет так, так, как того пожелаю я.  И даже если нам не удастся достигнуть наших целей, даже если погибший дракон вдруг восстанет из мертвых на нашем пути, я клянусь своему народу, я клянусь самому себе, - Азог сгорит в этом пламени вместе с нами, ему не выбраться живым, и он уже не отделается лишь подпаленной шкурой.
Оцепенение проходит, не оставив после себя и следа, со мной только мои навязчивые мысли. На деревья, быстро, да, забираюсь вместе со всеми, цепляясь за ветви, сдирая кору сосенок хлипких и собственную кожу в кровь, торопливо, лишь бы не потерять эти угли глаз среди суматохи. Видите, я до сих пор не сорвался, впору зардеться от гордости, но почему-то в голове пустота, только сердце отбивает удар за ударом, негодуя, почему я еще не сгинул среди орочьих морд. Горящие шишки были отличной идеей, просто великолепной, но преимущество не на нашей стороне, огромные волки, перед тем как со скулежом исчезнуть в лесу, сгрызли, словно зубочистки, несчастные эти деревца, а одно нас долго не сдюжит. Верхушка уже накренилась под невероятным углом к обрыву, посох нашего мага долго не выдержит, как сдадутся и Дори с Ори, а троих эта палка, даже со всеми своими фокусами не удержит. Невозможно бездействовать, глядя на это. Из поколения в поколение мы были самими собой, так почему сейчас должны терять свой лик, отступая перед малейшим ветерком, гласящим об опасности. Я не смогу спокойно смотреть, как это орчье отродье снова сметает под своим гнетом тех, кто мне близок, они не упадут, и он не уйдет безнаказанным, в этот раз Азог Осквернитель должен умереть. Хватит! Мне надоело. Надоело прятаться в тени, это не достойно ни одного из Королей, пускай я пока всего лишь наследник своего рода, король без короны и трона. Надоело бездействовать, когда другие страдают за меня. Я дам им еще немного времени, убью сразу двух зайцев: облегчу вес древу и расквитаюсь со старым «другом». И никаким словам настоящих друзей будет меня не остановить.
Он всё понял, поняли все, тут нет ничего загадочного даже для самых глупых умов. И спрыгнув с нашего убежища мизерного, я подписал ему приговор. Он заплатит за всё. За Морию. За деда. За гномий народ. За всех тех, кто пал. Кровь за кровь. Звоном клинков обагрится эта ночь: гондолинская сталь столкнется в битве с тяжелым ятаганом, - и лезвие Оркриста будет залито чернотой крови этой твари, не быть мне сыном Траина. Оружие наставлено прямо на него, оно достигнет того, к кому так рвется, белоснежный варг делает резкий прыжок, и я не успеваю ровным счетом ничего, сквозь зубы срывается стон, когда зверь играет со мной своими клыками как со своей тряпичной игрушкой, всё потеряно, я не успел, не смог, снова разочаровал их всех, тех, кто доверился мне, пойдя следом. Вонючая пасть наученного убивать гончего умеет причинять боль, её учили рвать и кромсать, а мне хочется стереть победную ухмылку с жилистых губ всадника, которая наверняка сейчас украшает его шрамы. И это всё. Какое-то незаметное движение и маленькое, но четко направленное Жало вспарывает живот державшего меня варга, словно пушинку подняв, это стоило хоббиту дюжих усилий, но еще больше меня поразила его смелость. Никто, кроме него, и он мог остаться там же, смотреть на эту жалкую гибель со стороны, но встал на мою защиту, готовый сам полечь. Храбрый домосед Бэггинс, мастер по посадке исполинских для него дубов, надо же…Сознание покидает меня, проглатывая куда-то во внутренности тьмы.
---------------------------------------

Вечные погони стали нашей кармой. Мы с братом сами знали, во что ввязывались, готовые пойти за дядей на край Средиземья, в самое пекло преисподней, лишь бы поддержать его, лишь бы проявить себя, и не как «юных племянников Торина Дубощита», а как самостоятельных бравых воинов, известных своими лишь подвигами, каковыми и являлись. Все знали это, все знали, что лучших лучников и мечников, полных сил, энергии и азартного задора, им не найти, но как, скажите мне, можно было закрыть глаза на наш задиристый веселый нрав? Никак. Слишком уж Фили и Кили прослыли шутниками, не нюхавшими суровостей жизни. Как же! Скажите это нашей матушке! Скажите ей, как ее сыновья стали частью большого приключения, как славно дрались мы спина к спине, уничтожая отряды монстров, как меня дважды спасала эльфийка. Нет, лучше не говорите, как и того, что мне пришлось оставить наш отряд, застряв в Озерном городе с раной в ноге, не имея возможности ходить, чертова моргульская стрела, чертов яд, чтоб они все захлебнулись им. Со мной осталась и добрая часть наших. Я не хочу никому быть обузой, но они отказались бросать меня. Я понимаю Фили, но остальные. Мой любимый брат, тепло улыбаюсь ему, чтобы подтвердить, что всё в порядке. Какой там порядок, когда всё из рук вон плохо, но я не выдержу еще большего волнения на его лице, я не хочу никому показывать, как мне больно на самом деле. Эта отрава…Она пожирает меня, лишая воли, заполняя собой всё тело, нога горит так, что еще немного, и она будет объята животрепещущим пламенем, а я буду готов биться в агонии, лишь бы она не стала предсмертной, молю, я не готов, точнее, не так должен я умереть, это будет недостойно. Знатное вышло приключение.
Бофур ушел искать ацелас, в надежде, что он вообще тут имеется, мыслить радужно, что еще остается, мы же пытаемся быть гостями в доме услужливого Барда, понимая, что никто не был бы рад такому соседству, но его дети пытаются всеми силами помочь. Я улыбаюсь малютке, грустно понимая, что ее игра в целительницу не спасет и таракана в подполе, не то что меня, но всё равно звучат ласковые слова, а она смеется в ответ. Я не помню, что я ей сказал, моментально пропустив свой же охрипший, ускользающий голос сквозь пальцы, мир передо мной тускнеет, становясь черно-белым, пол громко призывает упасть в его объятия, ну уж нет, ни за какие коврижки, без сил падаю в ближайший стул, понимая, что отсюда меня поднимет разве что какая-то неземная сила теперь. И она является, как будто их сюда приглашали. По крыше раздается странный перестук, мне кажется, что это сон, что льет когтистый ливень, предо мной нарезает круги светлоокая лань, на деле являющаяся моим братом, весь мир смешивается, краски разливаются из палитры и собираются вновь какой-то неясной мозаикой. Однако громкий треск разрушает мое умиротворение, которое начало уже разносить вымышленный запах костра. Орки врываются, разнося ко всем злым духам нашу кратковременную обитель. Щепки во все стороны, два гнома силятся отбиться от толпы врагов, дети мельтешат, я не способен помочь. Нет уж, сейчас, еще минуту, погодите, я смогу. Откуда здесь стрелы? О, моя огненная дева-воительница снова видится мне во снах, не уходи, постой, протягиваю руку к ней, но к замершей эльфийке стремлюсь попасть не только я, но и морда злобного зверя. Не трожь! Отбиваю удар орка, не понимая, что происходит на деле в этому полубреду, прикрывая девушку, и лечу таки навстречу половым доскам. Здравствуй, боль.
Он убьет меня, он выпьет жизнерадостного гнома до дна, не оставив после себя и пепелища, я не в силах даже позорно сдаться, крики чертовской боли слышны, должно быть, и снаружи. Это жалко, хорошо, что мое сознание сейчас отправилось в иные миры, гарцуя где-то между строк. Ацелас определенно действует, выворачивая меня наизнанку вместе с отравляющим веществом, это как изгнание души, мне кажется, она сейчас вырвется далеко-далеко, но я хочу, хочу только, чтобы она летела вперед к моему прекрасному видению. Её волосы светятся магическим огнем, я слышу мелодичные переливы ее голоса, колдующего что-то на своем лунном высоком наречии. Милая. Как же ты далеко и как близко. И я пытаюсь сбросить оковы чьих-то рук, держащих меня, а вокруг океаны мучительной боли. Стремятся затопить мой хрупкий кораблик. Еще немного и захлебнусь. Недуг отступает, он поднимает белые флаги первее меня. Буря не утихнет так просто. И так быстро. Мне не поправиться в момент, увы. Но с этим я справлюсь. Только тихий шепот в пустоту, полный надежды:
- Тауриэль? Она не может быть здесь…Она далеко от меня, она гуляет среди звезд... – шумно вдыхаю воздух, заходясь от кашля из-за столь порывистого действа. Почему ты мне снишься? Нет, не исчезай больше, пожалуйста… - прикладываю усилие, чтобы дотянуться рукой до ее пальцев, касаясь невесомой нежно. Скажи, ты смогла бы полюбить меня?
---------------------------------------

В Лихолесье путь закрыт, каждый шаг здесь avaquet. С недавних пор эти леса прокляты, настоящий мрак поселился в их глубинах, и тварей, кишащих здесь то тут, то там, истребить стало сложнее из-за их несметного количества. Зеленолесье скрылось под мрачными тенями зло таящего Дол-Гулдура, выгнав наш народ западнее. Вести об этом месте уже успели облететь всё Средиземье, молва честного народа имеет свойство погано разлетаться по городам, приобретая новые разноцветья. Однако Лихолесью от того хуже не делалось, чем меньше доброго люда сунет сюда свой любопытный нос, тем больше останется живого населения. Не все могли постоять за себя, тем более, если шорохи и шепотки среди деревьев застигли вас врасплох в одиночестве, пиши пропало тогда, ведь мало кто способен даже с самым качественным луком и гениальными умениями стрелка отбиться от них самостоятельно. Можно ещё попытаться спрятаться в изумрудах листвы, но нет никаких гарантий, что поутру вы не проснетесь в коконе из паутины, с обездвиживающим ядом в крови, и уже тогда не спасет точно ничто и никто.
Мне, как главе лесной стражи, было вменено Владыкой в обязанности стеречь границы, чтобы ни одно из этих существ не приближалось к эльфийскому жилью. Обитель Трандуила и уж тем более его покои были неприкосновенны. И шальные гости не забредут сюда без нашего ведома, не промелькнут мимо чуткого взора моих лучников. Сын Короля Лихолесья никогда не может устоять от того, чтобы увязаться за мной, он давно уже прослыл негласным членом стражи, ему не чужда была пыльная работа, и это честь для меня, несмотря на то, что мне неизвестно, каких замыслов придерживается он. Наши шаги едва-едва шуршат, касаясь пожухлого крошева золота осени под ногами, Леголас идет немного позади меня, а остальные эльфы и вовсе остались далеко за нашими спинами, рвение обычно не поощряется. И всё бы ничего, как сзади раздается шёпот наследного принца:
- Tauriel, a tulë sinomenna!
- В чем дело?
Более слов не нужно, итак вижу, куда он указывает – гномы. Забывшие что-то в наших лесах. А с другой стороны уже плетут свои сети коварные монстры, загоняя своих несведущих жертв в западню. Просим прощения, восьмиперстые, вы снова останетесь без обеда. Начнем с большей из зол, а затем разберемся с незваными гостями. И стрела летит за стрелой, их свист и натягиваемые тетивы перемежаются со звоном мечей гномов и изредка звучащими криками борьбы и боли. Кошачья грация, и кружатся в танце два смертоносных убийцы, идеальный, сработавшийся уже тандем, белоснежная вода и рыжее пламя, которых не остановить. Я защитила этого гнома, помогла ему не раз, безоружному, так похоже всё было на игру, а теперь он, взятый нами же под стражу, сидит в темнице предо мной. И любопытство наконец берет верх, превращая из стражника в назойливую собеседницу, как мне кажется. Куда они держат путь? Что за странная компания? И чему этот молодой гном улыбается во тьме своей камеры, разве есть что-то, способное его обрадовать сейчас. Что у него на ладони…?
- Камень в твоих руках? Что это? - приближаюсь к решетке почти вплотную, неосторожно, даже по отношению к тому, кто обязан мне. Ловлю на себе пораженный взгляд мужчины, его сомнение мелькает эмоциями на лице, но всё же слова сказаны.
- Моя мама дала мне его в знак моего обещания.
Он продолжает вертеть камешек в руках, с ловкостью карточного шулера поигрывая им.
- И какого же обещания? Широкая улыбка озаряет лицо пленника, взгляд заглядывает прямо в душу, не стесняясь оголять свою.
- Что я вернусь к ней.
Его черед ловить мою искреннюю улыбку, кроме того, что это было очаровательно, все мы чьи-то дети, и семья – святое, это слово, данное даже больше чем себе самому и больше, чем пред образом Среброликого. Тук-тук, с характерным цоконьем темный камень катится к пролету с великой готовностью кануть там навсегда, затерявшись в глубинах строения. Гном в отчаянии вскакивает, не в силах поймать ускользавший символ верности, но я успеваю словить его вовремя, подношу на свет, рассматривая руны на гладкой поверхности, приятно теплый еще от его рук. Возвращаю амулет законному владельцу, улыбаясь вновь.
- Сдержи свое обещание, оно стоит того, как достойна и твоя мать.
И рунный камень с пожеланиями от самого близкого человека исчезает в его карманах, надежно запрятанный отныне, придавший уже надежду. Брюнет кивает в сторону верхней залы:
- Празднуете?
- Сегодня ночь Звездного Сияния, - сам того не зная он поймал уже мою любимую волну, но я вижу его непонимающий взгляд. - Лесным эльфам милее всех свет звезд. Я люблю прогулки при их бликующем свете, понимаешь, насколько велик наш мир, насколько всеобъемлюще понятие вечности. Звезды пахнут молоком и медом…
Настал мой черед уйти глубоко в себя. Предаваясь воспоминаниям о вечерних часах единения с природой. Греющий свет никогда не уступит липкой тьме. И зная это, можно танцевать под звездами, такими же долгожителями, как и ты сам, забывая обо всем на свете и сразу. Зачем я это говорю ему? Чересчур личное, сокровенное ото всех, кто он такой, чтобы врываться в мой быт и разрушать привычный порядок своей непохожестью на нас всех вместе взятых.
- Merin quetë. Береги себя, пожалуйста, искатель приключений.
Окончание фразы повисает в тиши, так и не молвленное. Смущаюсь и, криво улыбнувшись напоследок, спешу исчезнуть подальше от этого манящего к себе мужчины, не понимая…ничего. Забывая совершенно и о том, что не понять ему сказанного. В непривычной для себя растерянности сталкиваюсь со стоящим выше моим принцем, и как много он слышал из нашего диалога?
- Прошу прощения, – почтительно склоняю голову в знак уважения, но смиренно слушать следующую его тираду, полную ядовитого гнева на совершенно неповинного гнома я не намерена, ввязалась, так отвечу за всех, и пусть слышат все, кому нужно и нет. - Legolas, sedho. Ты не прав, он необычный. Он слишком «высок» для гнома.
_________________________
*avaquet – под запретом
* Tauriel, a tulë sinomenna! - Тауриэль, подойди сюда!
* Merin quetë – Я сохраню твою тайну
* Legolas, sedho – Леголас, успокойся

Bring me home in a blinding dream, through the secrets that I've seen.
Wash the sorrow from off my skin and show me how to be whole again.
'Cause I'm only a crack in this castle of glass. Hardly anything left for you to see.

---------------------------------------------------
За толстыми стенами, что окружают Одинокую Гору, идет моя война, проходит мимо меня опущенными знаменами. За что вновь борются они? За мой дом? Дом, что не принес и толики счастья, сплошные разочарования. Я так устал от всего этого, хочется сдаться в кои-то веки, но я не отдам им его, никогда и ни за что. Не такой ценой. Ступая по коридорам, знаю, тысячу раз был прав Двалин, я снова подвел всех, сломался так не вовремя, но как могут они не понимать меня, они, те, кто роднее всего, кто болезненнее всего должен принимать всё близко к сердцам, мы, добравшись наконец-то до того, что исконно наше, не можем отдавать его беспрекословно, обязаны оставаться в этих стенах до последнего, в них и сгинув, найдя Аркенстон, обретя всё то, что наше, не поддаваясь иллюзорным надеждам и словам, не приносящим ничего, кроме пустоты. Как можно добровольно отказываться от тех гор злата, что покоятся в недрах нашей Горы? Отчаяние привело меня в эту залу, что поглотила не один пуд желтого металла, одну из них, ставшую камерой пыток, клеткой для неупокоенного зверя, моей могилой. Шаг за шагом по замкнутому кругу, звон крепких доспехов как самый убивающий звук, нарастает и отпускает, а иду ли я вообще куда-либо? Так звучит эхо моих затаившихся демонов. Не ручных. Голоса…в моей голове…или уже вне её? А столь ли это важно? Они заливаются нестройным гулом, шепотом и криками прокатываясь по мне, смеясь и издеваясь, бросая одного среди тысяч. Как долго я провел здесь? Минуты, часы, годы, время завязалось в одну нескончаемую петлю, и я сам затягиваю её туже на своей шее. А их, жаждущих разорвать меня, так много находится рядом…
Это золото наше! Сын Траина, внук Трора, наследник Дурина… В кого ты превратился? Посмотри на себя, Торин! Они все хотят только одного.
- Как я могу быть королем? Я не король. Ты стал совсем как он. Я не мой дед… Вернись в Эребор и умри здесь. Верни свой дом… Ты изменился, Торин! Я не мой дед, я не мой дед!
Голоса всех, кого я знал когда-то и тех, кого не дано уже, твердят наперебой, сбивая друг друга яростно, неистово, я знаю, чего они хотят, я не отдам им ни-че-го. Разные тональности капелью повторяются, поддакивая и споря друг с другом и со мной в первую очередь. А пред глазами призраки, столь живые, каждого из них, толпятся, разрастаясь в золотом подземелье, им мало места, им мало и всего меня. Дикая усталость, и не хватает никакого терпения, хочется отдаться всецело на волю судьбы, в которую не верю, тем богам, что никогда не услышат и не простят незамоленные грешки мои. Хватит, не нужно больше, это выше всяких граней, это сильнее моей воли и сильнее меня. Пальцы до боли впиваются в корону, в жалких попытках избавиться от этого гнета, но ей никуда не деться, стальной обруч будет погребен со мной, мы неразделимы. А в гаме этом отчаянном собственные мысли сольются с криком своим-чужим. Эти сокровища стоят дороже, чем твой долг? Чем жизни твоего народа? Ты настолько сильно хочешь обладать ими?! Они все твои! Это злато станет твоей смертью. Мертвецы повсеместно и сам давно как труп, пали здесь старцы и юные годами ранее, найду погибель и я, как Трор. Нет, нет, я не Он!
Собственные боязни оживают жуткими кошмарами наяву. Им не рады в том месте, что звалось бы родным очагом и кровом, но готов ли я был принять всю ответственность, к которой стремился весь свой недолгий век? Раздумьям не хватает пространства, они улетучиваются в момент, паника от реплик тех, других, сменяет их каждый раз на посту. Однако даже неугомонные речи тонут перед Его величием, позади меня надвигается грохот, тень крылатого зверя залегла под всем великолепием, он догонит меня, пощады теперь не будет, ведь этот дракон особенный – я сам. Беспокойные шаги обращаются в бег на ровном месте. Не выбраться. От себя не сбежишь, и мне по-настоящему страшно, до хрипоты, до немого  крика и дрожи. Взгляд мечется, на деле замерев, упершись в одну точку. В лабиринте этого зала нет выхода. Не в моей власти, не подчинить себе все богатства Одинокой Горы. И огонь безумия пожирает меня, заглатывая целиком, косточку за костью, лаская языками пламени, убивая медленно, но верно, он добьется своего, до моего предела еще нелепый огрызок вечности, которому скоро придет неизбежный конец.
Что-то спугнуло монстра, но что может стать сильнее него, не существует ничего на всем свете, что заставило бы замолчать тех окаянных духов, с которыми веду схватку. Поднимаю голову обеспокоенно на новый шорох, возникший из пустоты, на губах появляется странная улыбка, неправильная, хищная даже. Снова она явилась сводить меня с ума наравне с золотом и отголосками потомков. Разбивая всех и вся. На этот раз выглядит иначе, моя роза потрепана временем, растерявшая почти все свои лепестки нежные, но не утратившая колкие шипы, она мертвенно бледна и едва ли не прозрачна, словно все призраки, что рядом с ней, фантом и есть, иначе быть не может. Заглядываю к ней за спину, глядя на то, как растворяются прочие, она всесильно разогнала всех, но от этого ничуть не легче. О чем Лианна собирается на этот раз воспевать свои соловьиные речи? Всё о том же, как изменился я? Будет изображать зов заветного камня, который не найти вовеки? Остаться несчастным навсегда? Шумный полувздох-полустон и мой безумный шепот смолкает, сменяясь резкими переливами. Отворачиваюсь от видения в надежде, что оно сгинет прочь само, следом, ан нет, так и жаждет вывести меня из себя, куда уж дальше в пропасть падать? Жалостливо давит на совесть трусливо покинувшую меня ее горестный, молящий и полный сгорающих упований взор. Срывая эмоции, которые и без того на пределе, в бешеный пляс, играя с моей к ней любовью безжалостно, в клочья ее раздирая причиняемой болью. Не увижу нигде я больше Лию с Севера, кроме как в нереальных этих, одурманивающих голову мороках бликующих. Поворачиваюсь к призрачной деве безжалостно – добить, убить, чтоб исчезла насовсем. Мой пронзительный крик громовым раскатом разрывает тишину золоченых сводов, и если я считал, что раздирающая глотку тишь - это запредельно громко и причиняет больше агоний, на части полосуя, то глубоко ошибался, громкость децибел еще хуже – она растворяет личность.
- Уходи! Оставь меня в покое наконец уже! Прекрати приходить сюда! Зачем ты явилась?! Тебя здесь нет… Нет! Ты должна жить припеваючи в своем королевстве заснеженном, идти по своему пути, выйти за своего суженого, рожать детей и рассказывать им грустные сказки перед сном о далеких странниках, в перерывах уча драться на палках. Я не нужен тебе! Тебя вновь тут нет! – сбивчиво, хватаюсь за голову, якобы выдирая образы ненавистные, оседая на жидкую позолоту, что еще недавно пыталась потопить меня своим могуществом, прямо перед странницей. - Убирайся прочь от меня! Или ты пришла сюда ради этого? – развожу руками в стороны, заливаясь неестественно диким хохотом, он должен заставить ее испариться. - Оно не отпустит тебя, поверь мне, да и не принадлежат богатства тебе… как и я. Уходи, не мучь меня!
Голос затихает, охрипнув от натуги как после молчания долгого. Смотрю невидяще в глаза того же окраса золота окаянного. Боюсь тронуть ее, задев нечаянно, зная, что растворится от малейшего шелеста, и борюсь с желанием сделать это поскорее - уничтожить ее; нет более сил.

сегодня самый ужасный день, что я могла себе придумать, о таком принято молчать, оживет еще ненароком, как и мысли о мертвецах материальны. этот вечер я могла провести, свернувшись калачиком на сфинксе, сама мурча котенком, слушая разноцветный клич неугомонного шакала и мерную трель губной гармошки горбача. благо все правила отменили, теперь и упоминания о них позабыты, рисунками лишь запечатленные на всетерпящем лике дома. но нет. сегодня день, когда пауки активно принялись за работу, ткачи плели свою паутину липкую искусно, не забывая о наживке. я оказалась в холодном могильнике, а как – и сама не помню. миг, и я смеялась вместе со всеми, миг, и перед глазами всё поплыло куда-то вдаль мутными солнечными зайчиками разливаясь, миг, и я в мрачной палате, ничего не понимающая и потерянная шатаюсь еле живая. сейчас-то урывками слышу голоса памяти, услужливо подкидывающей клочки случившегося. надо сказать за весь этот ужас «спасибо» кошатнице, постаралась родимая, уж от кого, а от собственной соседки по комнате я такого не ожидала. неподвижная бдительно следит за всеми, даже слишком бдительно. а вот саму бы ее к паукам! но нет, не могу так бесчеловечно с  ней, только пожалеть бедненькую, итак не видит ничего, кроме того, что кошки-разведчики дымчатые ей доносят. а ведь как много случается порой в стенах дома такого, о чем не расскажешь мурлыканьем утробным и не передашь словами. ах, была бы она ходоком, и всё стало бы намного проще, из серого радужным, в наружность перетекая вместе с ней. снова неудача. и бойкот ей молчаливый не устроишь по возвращению в крыло наше, достанет ведомо каждого, - почему это и как русалка ей и слова не сказала, как вернулась. а отсюда, говорят, возвращаются иными.
передергиваю плечами, вспоминая рассказы услышанные когда-то, кыш-кыш, юродивые, прочь от меня своими мохнатыми лапками вездесущими, не желаю с вами знаться. эти нелюди, местные обитатели в белом, сказали, что у меня отравление. да, знаю. вашим ядом и вычурностью замогильных кушеток. интересно, ожидали ли они сопротивления. кажется, старшая недовольно качала головой, приговаривая, что никак не от меня, само спокойствие, не трожьте мой океан и будет вам спокойствие. только проку-то, что я сделаю им? они сами не понимают, как страшно в их логове. ловкие пауки завязали мои волосы в хвост, попытавшись выдрать колокольчики, чтобы не мешались, я же яростно расплетала их через некоторое время, негодуя, словно часть души отобрать пытались, и лохматая сейчас, наверняка, непричесанная сидела на полу, забившись в угол настолько, сколько позволяла длина шнурка капельницы, за коей пристально следили. еще одна гадость растекалась сейчас варевом своим колдовским по моим венам. и табаки поспорил бы, что более токсично – настойки его или «лекарства» эти. может, выпив еще что от сказочного менялы, стало бы и лучше, отоспалась и прошли бы болячки, да только один дом их знает, что и для кого лучше. несколько лет назад, когда я еще была колясницей, так же бежала от этого места жуткого как можно дальше, хуже могильника меня пугает только лес. все стараются не попадаться в цепкие лапы. но я, маленькая мечтательная девчушка с недовязанным шарфом и спицами на коленях, всё равно ждала тех, кто должен был вернуться вскоре, ждала, чтобы самой залатать их раны, душевные, на что мне сдались те травмы, которым и сами они уже значения не придают.
игла шприца как жало впивается в кожу, укусами оставаясь внутри, капает что-то неведомое, выдрать бы скорее, но вдруг  ночным обходом придут звери? и сама таковой уже стала. дрожу на полу, пытаясь не сойти с ума от шорохов могильника, где оживают старые призраки и сама становишься невесомой, незначащей ничего и вовсе. входная дверь поскрипывает, отворяясь, и уж ту же иглу готова схватить, защищаться от тех, кто в тени косяка стоит. диким зверем затравленным гляжу на вошедшего. паук? нет, возможно, палач и ворон, но никак не паук и хвала всему дому. с тем же скрипом затворяется, щелчком закрываемая на замок за спиной гостя. а я тянусь даже к нему, чужому и непонятному, которого раскрывала как игрушечных матрешек в попытке понять этого мальчишку рано повзрослевшего, в попытке простить все грехи его.
- привет, – облегченным шелестом звучит, радостно даже, на выдохе, и в слове этом куда больше счастья, чем должно бы было. сфинкс бы меня не понял, ну и не нужно, он бы и не боялся, как я, листом осиновым, они все гораздо сильнее, я знаю. сейчас я была бы рада кому угодно, даже самому хозяину дома, проскользнув он в эту дверцу бесшумно, но черный вваливается помпезно и с размахом, за что я ему благодарна отчасти. черный в синяках весь, на губах алыми точками кровоподтеки, а бинты гипса белеют в тени, где он стоит, играя зловеще с моей реальностью. вздыхаю испуганно, горстка таблеток так и не проглоченных, зажатых в руке, с негромким цоканьем отправляются вскачь по полу, свободными вольными пташками.

No, I may not be the same, but I've got a heart of gold.
And I've been cold, I've been merciless, but the blood on my hands
scares me to death.

---------------------------------------------------
Бытует мнение легендарное, что в тени Одинокой Горы ты и сам можешь стать тенью, слившись с ними в едином целом, витая точно так же серостью. Только это и остается в безвременном забытье. Погаснуть. Самому стать безликим, раствориться в её могуществе, забыв о былых своих деяниях благородных и не самых лучших из них, забыв о том, кто ты есть, и кем мог бы стать, забыв о тех, кто тебе дорог. Потому, что, если ты обратился в одну из этих теней, уже нет ничего, кроме Горы, ничего, кроме богатств ее, изумрудами сверкающих среди изобилия злата и серебра, бездушных и убивающих. Клянусь, это не сказки. И суждено ли мне стать бок о бок с призраками своими точь-в-точь в них перевертываясь? Меня передергивает гримасой отвращения от слов моей королевы привидевшейся, к кому ли, к себе, к ней, ко всему, изо всех сил мотаю головой из стороны в сторону, жаждущий словно гильотины, с такой силой отрицаю ее слова душные и душащие.
- Я не стану никогда, как они! Мне не нужна твоя ничтожная жалость! Не тебе судить меня… Ты не вправе, никто не вправе, и я сам к ним не отношусь. Хотя ты единственная можешь себе позволить эту роскошь. Ты теперь можешь позволить себе всё, что заблагорассудится. Гнев на самого себя переходит в неразборчивое свистящее шипение, шепчу, себя же уговаривая неизвестно на что: - Не ровня…ей никто не равен, слишком высоко сидит хищный зверь во всей своей красе…Но неужели волчица поглотила оленя? Разделалась с ним так скоро, как смогла? Настанет очередь одиночества сожрать и ее заживо в ответ, не оставив и косточки, моя бедная волчица…если ты останешься рядом еще на секунду, ты сгинешь со мной, волчица. И ты знаешь это, серошерстая…
Король-под-Горой дрожит в лихорадке своей, вздрагиваю от прикосновений странницы еще больше, отшатываясь, не задерживаясь ни на миг, отстраняясь от ладони ее колкой, мертвенным холодом обжигающей. От этого безбожно беспощадного морока бежать бы, да и то некуда, запер сам себя в ловушке драконьей. Потому, наверное, и вспыхиваю так, с болезненным запалом реагируя на ее говор, и ведь знаю же, что марево этой тени фантомной специально искушает меня, но никуда не могу деться от редких соблазнов-приманок ее.
- Твоя тьма, Лиа, перенеслась ко мне стократ, гляди, это ведь она накрывает эту залу! – запыхавшись в беге по кругу, сам который не заметив начал, силясь отдалиться от нее, выкрикиваю осипло, отраву выплевывая в лицо ее кающееся. - Ты темнее всех их вместе взятых, потому что твоё коварство я не в силах остановить, ни тогда, ни сейчас. И имя тебе - кромешный мрак, давно поселившийся в моем сердце, нет, не богатства, ты! Девчонка, сумевшая сделать это. Всё ты!
Винить её – самое абсурдное и самоуверенное, что можно помыслить, и это мог придумать только я, не время молить прощения, не у нее, право же, это всё слишком живая иллюзия, почему она приносит столько страданий, даже не являясь реальной. Лианна всегда приносила с собой только их. Лезвием прохаживаясь по всему живому, что еще дышало во мне. Хочется малодушно вскрыть эту гнойную рану, зная, что ничто уже не принесет облегчения. Я как сейчас вижу перед собой нашу последнюю встречу. Кроме всего прочего, все их вместе и каждую по отдельности. Они всегда со мной, еще одни иллюзии, настоящие, они-то были и есть, это то, чего не отобрать никому, даже им. Помню ее полные слез глаза, прямо как сейчас, помню то, как не хотел оставлять ее там одну, но не мог взять на себя и львиную долю иного риска. Никогда и ничего не было простым. Мы родились не теми и не там. И если я хотя бы единожды скажу, что забыл всё, что не проживал каждую секунду, достигая Эребора, думая, что было бы, если бы она осталась рядом, вспоминая о том, чего не вернуть, если я вдруг осмелюсь даже подумать об этом, то смело можно будет самому всходить на плаху, и не борясь вовсе. Впрочем, разве не это происходит сейчас? Всё еще нужно бороться? За что? За нее? За дом? Дом со мной, она нереальна, это всё – прах. А воевать ради того, что уже мертво, не имеет никакого здравого смысла. Однако было бы еще более абсурдным не видеть того счастья, что принцесса Винтерфелла несла шлейфом невесомым везде, где появлялась, более всего подарив его мне. С ней я от открытого сердца улыбался, вспоминая давно позабытые душевные порывы. И это, балрог меня дери, мне нравилось. А ныне этой призрачной деве удалось посеять всё же сомнение, чувствую, морщинами залегшее на моем лбу, что она творит, не следуя давно отыгранному собой сценарию, это новая уловка такая?
- Почему ты не говоришь о том, как я виновен перед тобой? Почему она не говорит этого? Почему не сводит меня с ума своими упреками?
И почему она молит меня о чем-то…о чем? Что я упустил? Собственное имя эхом бродит за спиной, разрастаясь под потолками, приобретая мощь и превращаясь в ничто. Подлетаю к ней, с силой хватая за плечи, встряхивая, раз, другой, как марионетку тряпичную, впиваясь всё больнее в тонкие ключицы, как будто возжелал их выдрать, раскрошить, превратив ее саму в пыль уже наконец, как заслужила мучительница вымышленная. Когти орлиные, не пальцы вовсе, чтобы искры из нее полетели во все стороны, но она не желает исчезать, не растворяется никак, заглядываю пытливо в глаза, где плещется мировой океан, не отпуская, не расставаясь, это она, действительно она, осознание накрывает, отпуская всех призраков прочь, прогоняя их от нас, усталостью оставаясь лишь, ты моя? Невозможно поверить, потому как не бывает столь простых выходов. Как? И обрушивается сводами рушащимися всё, что сказала она. - Что ты мелешь, глупая, какие жизни? Не смей говорить так. Ох, Лианна, что ты наделала?!
Обнимаю ее, плечи багровые от того, что сделал я, растирая, сгребаю буквально в кучу, заключив в объятия, чертовски неистово, кому делая ещё больнее, кому нужнее этот жест и сил придает больше – созидая его всемогущим, вместе мы могли бы покорить миры, но суждено нам вместе сгинуть лишь. Ухает в пятки израненная душа, моя, её, наши, тоже уже давно единые, им не пропасть под тенями этого места, ни одному злу не проникнуть. Всё потому, что она вернулась ко мне. Это самое значимое, а осмыслить всё необходимо будет потом. Уже после того мига, что есть у нас. Весомые слова, тяжкие и самые нужные звучат, пожалуй. Прости.

Hot as a fever, rattling bones,
I could just taste it, taste it
Soft lips are open, them knuckles is pale

Feels like you're dying, your dying...
You...this sex is on fire.
And so were the words to transpire.
---------------------------------------------------
Мотор по-звериному ревет, унося вперед, только вперед, в мерзкое будущее, другого он не знает, не видывал, мы еще никогда не сдавали своих позиций, в потоке машин бликуют фары десятка из живого потока, а в зеркале заднего вида отчетливо играет с отражением неприметный мерс братьев. Красноватый, отливающий кровавыми лучами фонарный свет дорог освещает дно города грехов, которое видно сквозь бутылочное стекло, осколки, хрустящие под колесами, в воздухе самом, острые крохи, въедающиеся не только в легкие, но и в кожу, застилающие глаза туманностью сотен уродливых андромед. И ты рассыпаешься и сам, прахом оседая на лицах тех немногих, кто дорог, тех немногих, оставшихся еще в живых. А кругом всегда царит ночь, она покровительствует всем и над всеми. Благосклонно или беспощадно. Без единого просвета. Показывая, кто истинный хозяин Лондона. Она вечна. Ночь становится хмурым днем, а потом снова беспроглядной ночью, и негде спрятаться. Да и незачем, ведь именно в вечную ночь под алый свет выходят самые опасные игроки в жизнь. Мы показываем себя во всей красе, меряемся значимостью, замечая лишь в самых кошмарных снах, кто пал жертвами таких показательных выступлений. Короли ночной вероны грешны зачастую больше, чем она сама успела повидать за годы существования. Каждый по-своему прав в той партии, где нет ни правых, ни виноватых. Все равны, но кому-то повезло, что весы удачливости перевесили в их сторону, а кому-то, что виселица занята. Так вышло, что госпожа удача уже который год подряд держится со мной, не бывало давно, чтобы город знавал одного из своих королей столь долго, умудряясь не уничтожить его мимолетно, просто…так вышло. И все мы: и скрипящий клыками от недовольства Дракон, и ненавистный мне Осви с его одним глазом, по поводу второго позаботился я лично, и серым кардиналом маячащий Маг, придерживайся нейтралитета, но помогающий всегда тем, кто в том нуждается, и даже тот фанатик колец, бдящий из своего угла, набирающийся сил для очередного броска, чтобы совершить свою кромешную тьму во имя зла. Все ведут свою игру. Ты либо выигрываешь, либо подыхаешь. И руки только крепче сжимают руль, призраков каждого из них вижу в этой бренной заре предсмертной ночи, оттого, возможно отчасти, и разгоняюсь до отказа, чтобы размазать их по стенам тоннеля, чтобы смыть их грязь и пыль, оставив только свой смрад, в котором задохнуться хватит яда сполна. А у нее своя отрава, и она гнетет её явным грузом, сгнившая в чреве давно, так и не вырвавшись никогда наружу, ну, не со мной же откровенничать, этого было бы глупо ожидать от размалеванной девочки, что безмолвно собралась отдаться в лапы зверья. Я и не жду, я уже давно ничего и ни от кого не жду, ты возлагаешь на трупы надежды, которые они не смогут оправдать никогда, зачем распыляться. Вороны склюют нас и в этой ночи без особых проблем, наслаждаясь, приятного аппетита, вы траванетесь так же, как и мы сами.
С любопытством наблюдаю за ее действиями, отчаянно сумасшедшая, что творится в твоей голове? Куда ты летишь вместе со мной, на кой оно тебе? Разобьешься в этом одиноком полете. Жаль, что мы явно собрались не разговаривать, это было бы интересно и уж явно неожиданно для каждого, того, чего не хватает, открытости, откровенности, настоящей, а не той пошлой, что витает везде. Она сжигает сей час сама себя, безотчетно, тщательно истребляя, останутся некрасивые шрамы, или у тебя их уже столько, что и не счесть, и еще один, крошечный ожог, в память об этой ночи не будет для тебя ничем значительным? Может, и вовсе пытаешься запомнить всё чересчур ярко оставляя след? Тебе настолько противно? Настолько неприятно находиться рядом со мной? Страшно? Тебя принуждают? Кто же это такой, кому нужно выдрать его мозги извращенные, а потом и тебя наказать. Тебе настолько чуждо всё это? Или это ненависть к себе? Черт. Гори ты в аду, девочка, что за шарады загадываешь, с каждым своим свершением путая меня сильнее. Я только начинаю понимать тебя, и ты ускользаешь, может, и мне кажется, может, этот дерзновенный стеб уже твои козни, которые ты заплетаешь ловко, опутывая меня к себе всё ближе. Каждый наш дом забыт и разграблен. Его не существует. Дом – это то, к чему и кому ты стремишься, а спешить не к кому, не тут.
- Долго имя-то придумывала? - посмеиваюсь, давясь дымом при воспоминании об одной этой ее фразе. Очень приятно познакомиться с твоей вульгарной ложью, струйкой текилы стекающей по пухлым губкам. Но пожимаю плечами, это ее дело, маску какой сучки надеть на эту ночь, в конце концов, очередная забава для тех, кому наскучило проводить вечера в компании алкоголя, наркоты и денег одних черство цветастых. Не имеет никакого значения, как мы взмываем на высоту номера, в котором предстоит нарушить все запреты. Не расслышал, что прошелестела она самой себе скорее, понимаю, что ей, как и всякой уважающей себя женщине, нужно привести себя в порядок. Молча разглядываю её задницу до самого момента, как скрывается в ванной, молниеносного, надо сказать. Беги, беги, тебе уже не скрыться. Разве что, самоубийственной пташкой захочешь выскользнуть из окна. Вперед. пожалуй, я воздержусь от взгляда на асфальт после, запомнив тебя во всей сексуальной красоте. Ухмыляюсь собственным мыслям, меряя шагами пространство от стены до стены. Кладу пистолет, между прочим как бы, неподалеку, маскируя, от тумбочки прикроватной. Я даже заскучал в этом номере люкс душном, несмотря на наличие кондиционера, застегнул верхнюю пуговицу рубашки, думая о ней. Обдумал всё, что только можно. И что нельзя тоже. Вивиан. Нет, лучше Ви.  Твои мотивы просты, как ледяная капель, не так ли? Так отчего так сложно поверить в их похотливую разборчивость. В конце концов, сколько их было – таких бесцеремонных блядей, подстилок самых настоящих, желающих потрясти не только своими сиськами, но и изрядно переворотить мой кошелек, они наслаждались каждым моментом, мне было откровенно похуй, чью вагину раздирать в купленных и самых неожиданных местах, заставляя их биться в оргазме, как мне было похуй и на то, насколько правдивыми были их оры кошачьи. Откуда взялась такая ты? Которая смогла завести с пол-оборота, и что еще важнее, не оставить вдруг равнодушным. мне это незнакомо, а значит, всё неспроста. Появление незнакомки из ванной комнаты нарушает звонкие сомнения мои, звучащие вслух.
Шумно выдыхаю, забыв, как это вообще делается. Если бы она сразу появилась передо мной такой, я бы её застрелил, заподозрив в продаже души в момент, я бы в нее влюбился, никогда и не зная, что это такое. Шокировано разглядываю, поражаясь тому, какая эта девочка новая стала натуральная, реальная. Я оцепенел от неё.
- Какого… ты невероятная, - подлинности в этих простых словах лести гораздо больше оказывается, чем во всём, что между нами, есть и было. Мое имя с ее губ звучит музыкой и знамением какому-то темному богу. Кому ты поклоняешься, милая? Атеист во мне уже готов не только выпрыгнуть из брюк, но и уверовать в любого из них, только бы она не замолкала в своем искомом наслаждении. Она удивляет меня не только своим видом, но и решимостью действий, если бы мы с тобой воевали, я бы заранее проиграл, сдался, чтобы ты уничтожала меня своими ласками. Леди, не позволяющая никому бать бразды своего первенства, и самое поразительное, что без всей своей тонны штукатурки глянцевой, она действительно сошла бы за леди.
- Назвать свою цену, полагаю. Но тебе… можно делать всё, что пожелаешь. Между поцелуями слова звучат привычно, необдуманно и неосторожно по лезвию самолюбия, забывая за всем её телом и собственным отсутствием всякого терпения, что она не такая как все, она хочет таковой казаться. Она и сама все прекрасно знает ведь, знает, чего хочет, знает, что будет. Тихо смеюсь от её поклоняющихся и щекочущих игрищ с татуировками, подрагивая, и каждое слово похотью отливается в жестах:
- Что же, детка, тебе недолго осталось до того, чтобы кончить не только буквально. Пока скользящими прикосновениями изучаю её тело, оказываюсь на кровати, подтолкнутый туда силой тонких рук её. Я готов отдаться ей как самому дьяволу, если она будет продолжать стонать столь же сладко. Однако позволить остаться ей сверху? Нет уж, ты надо мной не властна, не моя богиня. И получать здесь восторженное блаженство должна ты, чтобы крики не замолкали всю ночь, заставляя звуконепроницаемые стены дрожать от напряжения сильнее двух тел, что сплелись на ложе. Ухватив её за упругие ягодицы, переворачиваюсь, вынуждая девушку оказаться снизу, прижимая ее всем телом плотно к простыням, познавшим разврат. За запястья схватив, завожу руки ей за голову, никакой самодеятельности, предоставь всё мне, вдохнув запах мокрых волос, пропитываясь ей насквозь, жадно покусываю её хрупкую шею, позабыв о всякой тонкой деликатности, оставляя свои следы повсюду, наутро засосы окрасят её бледную  кожу в синий цвет. Давай же, покажи мне, как громок твой голосок. Отпуская на волю и садясь на ней, со всей основательностью порывисто разрываю материю ненавистно мешающихся штанов, сама попросила.
- Нахер эту одежду, наконец-то!
Стягивая штаны долой, поочередно провожу пальцами вдоль каждой ее ноги до самых пят нежно, задерживаясь на кончиках пальцев, податливо выгибающейся в моих руках. И уже поцелуями покрываю её ножки, поднимаясь выше, целенаправленно. Ее кожа скользит от пота и вожделения. Движения в такт ритму бешено вырывающихся сердец. Задерживаюсь губами надолго уже на ее тату, маленькой радугой запутанной геометрии поблескивающем рядом с идеально гладким лобком. Еще ничего не кончено, только начинается, нужно избавиться от всего, что мешает её великолепию. Стягиваю лифчик через голову, справившись и с ним нелегко, но, оно того более, чем стоит, она выгибается мне навстречу, прильнув к груди, срывая стон уже с моих губ. «Вивиан» выскальзывает из одежды как рождественский подарок из обертки, надо сказать, ненавистной обертки, и содержимое лучше любых сюрпризов под елкой, она знает цену себе и тому, что делает. Но эта девушка исключительная – ей до чертиков идет быть обнаженной, и это заставляет дыхание сбиваться еще сильнее, на выдохах занимаясь бредовым пошептыванием её имени ненастоящего. 
- О чем мечтает принцесса теперь? – наклоняясь к ее губам, всё тем же шепотом свистящим, задыхаясь хрипами от её наготы. Каждую крупицу красоты этот город ценит на вес золота, душит в своих объятиях, тянет на самые глубины, надеюсь, мне удастся не стать удавом для тебя, пташка.

http://media.tumblr.com/82d1c3f086e46cb … qz4rgp.png
https://31.media.tumblr.com/23b8c09f3a4 … qz4rgp.jpg
https://31.media.tumblr.com/dd18916cfe6 … sco1l3.png
!!! https://31.media.tumblr.com/b3106246964 … sco1l3.png
https://31.media.tumblr.com/872da2dc7d7 … qz4rgp.jpg
http://1.bp.blogspot.com/-d9rDgmzLkG0/U … qz4rgp.png